Дети вернулись с каникул и навалились на меня, загорелые и мускулистые, к концу дня еле ползаю, но таки очень хочется продолжить вчера- и позавчерашнюю тему.
Нашла две картинки – вот эту знаменитую из Лувра (для невинных – это одна из самых ранних известных на сегодняшний день икон, Христос и св. Мина, VI в.)
и вот эту с неё копию, удачно сфотографированную не на каком-нибудь паршивом копировальном стаже, а в храме. В храме РКЦ, в немецком городе Мильтенберге.
Образ «Христос и св. Мина» стал популярен из-за того, что известная организация Тэзе выбрала его в качестве, так сказать, штандарта – ну, понятно, апостольская простота такая, на капустку потянуло. Вот отсюда и пошла мода на копии с этой иконы – а чё там копировать, примитив же, кто угодно справится, мне, звучащему гордо человеку XXI столетия, просто не может не удаться то, что удалось этому вчера с дерева слезшему копту.
И вот нам результат. Два косорылых обмылка вместо св. великомученика и Богочеловека (и это при том, что репродукция копии лучше репродукции с оригинала)
В чем же дело? А в том, что наш современник копировал то, что сам же искренне и справедливо считал за примитив. И бессознательно «улучшал», «вылизывал» этот «низкий» образец, одновременно не замечая целого ряда важных и тонких его особенностей.
Вот как улучшен св. Мина: вместо благородной, гладкой, слегка приплюснутой сверху формы черепа – кругленькая неровно обгрызанная балда. Вместо изящного сужения головы от лба к бороде и втянутых щёк – глупо и неровно разбухшая клякса бороды и отёчные щёки без всякого намёка на скулы и скуловые ямки. Вместо добрых слегка удивленных бровей с переломом не посередине, а ближе к вискам – два тупых симметричных полумесяца. Вместо живых глаз с широкой тенью под верхним веком, легким очерком нижнего и нежным тоном радужки - две плоские чечевицы с чернущей радужкой, оконтуренные поверху и понизу чернявой же тушью, как у не скажу кого. Вместо изящного носа, слегка повернутого, как и вся голова, в направлении Христа, - гнусная бесформенная клякса с черным контурищем, без ноздрей и без «картошечки». Вместо таких гуманных, аккуратных ушных раковин – непристойные куски белесого теста, сложенные вдвое и кое-как примазанные к бороде. Вместо воздушных, нежных объёмов седой бороды и власов – корявые бледные и грязно-серые червеобразные штрихи безо всякого намёка на какую бы то ни было форму. Вместо крепко поставленной шеи – дряблые жировые складки. И так далее, там ещё есть о чем поговорить. И о том, во что изображение Христа превратилось, тоже можно много чего сказать (желающие приглашаются найти десять отличий).
Вот вам и примитив, братья и сестры. Вот вам и пятнадцать веков развития христианского искусства, которыми копиист захотел пренебречь. Собирался изящно впасть в детство, а впал вона куда.
