Лазарь, или пир богатого в аду

Бернар(д) ван Орли (Орлей), Бернарт или Барент Брюссельский, триптих Иова и Лазаря 1521г. – тот самый, что в раскрытом виде, про Иова, стоит в постоянной экспозиции, а на выставке его отодвинули от стенки, и я впервые увидела Лазаря.

Там две створки, и на первой крупным планом – убогий Лазарь с собачками, а в глубине как бы отдельным клеймом в мелком масштабе пир богатого Лазаря. А на второй – смерть богатого, в пандан пиру, на той же линии горизонта и в том же мелкомасштабе, а на переднем плане внизу в виде отдельной картины – богатый в аду.

Обезвалдение производит разница художественного качества между тремя первыми сюжетами – и последним, аццким. Как будто разные люди писали мастер Бернар красил ад в воскресенье после обеда, а остальные сюжеты – в понедельник с утра. В понедельник с утра композиция сырая и случайная, как бы набранная из отдельных сушеных готовых деталек, жесты и мимика неживые натянутые театральные, всё как из-под палки, в полноги станцовано. И только на орнаментах и всяких обман-глазных текстурах художник оживает и расцветает во всей красе.

В аду же открывается полный простор, и начинается чистое веселье.

С любовью, на подъеме, от души.

И композиция здесь вдруг становится крепкой, и рисунок вкуснейшим. И игрушек сколько. Беси светятся насквозь, как фруктовые леденцы на палочке, как ожившие лиможские эмали или майолики Фаэнцы. Апельсиновое пламя, сливочные перси грешного Лазаря, трепет плазмы у него в подмышках и подколенках, непорочно белая салфеточка, таинственная жизнь перьев, волос и прочих водорослей на бесовских головах, плечах и промежностях. Глаз не отвести.

За что я рок-музыку маньеризм не люблю – а вот за это. За то, что слишком хорошо подходит для некоторых специфических сюжетов.