mmekourdukova

Нечасто видишь речение, тем более совет и руководство к действию, где одновременно присутствовали бы и плеоназм, и оксюморон.
Даже нарочно придумывать – и то непросто. «Выучи хоть какой-нибудь лингвистический язык» или «Продолжай спать до утреннего рассвета» - с первого взгляда все дырки в логике видны насквозь.

А вот игумен Никон (Воробьёв) сумел чеканно озвучить, встретила в ленте и ажно зажмурилась от блеска.

( Collapse )

С разбегу, наверное, даже не всякий разглядит, где тут притаился плеоназм. И, главное, где угнездился оксюморон.

Но это только с разбегу. А потом осеняет.



Апдейт - а вот - тоже из ленты -- и картинка в тему, про бесплодсмоковницу.

Дорогие френды и прохожие, кто сегодня в филологическом хуморе, - слышали ли вы уже такой новый-русский глагол "нозить"?

Если слышали (пользуетесь), то что, по-вашему, он означает?

Если впервые видите здесь у меня, то опять же -

1) что, по-вашему, он означает? (контекст, в котором я его встретила - "меня здесь что-то нозит"), и
2) какова, по-вашему, его этимология?

Мне интересны именно первые, с кондачка, пришедшие вам в голову мысли, а не то, что можно разыскать в пыльных закоулках словарей русского языка. 

Дорогие френды и прохожие,

Как по-вашему, о чем здесь речь, в нижеследующем диалоге?

можно ли считать эту небольшую дискуссию
(относящуюся к старинному моему постингу о невозможности (в смысле запретности) для мирян судить о клире) –
спором о верности формулы «рукоположение = духовности, и духовность = рукоположению»?

( Collapse )

«Протоиерей Всеволод Чаплин, за что купила, за то и продаю, выразил удовлетворение в связи с тем, что у государственных структур наконец дошли руки до «авгиевых конюшен» церковных финансов, благодаря чему церковная экономика станет более прозрачной, что повысит кредит доверия церкви у населения.»

Вы поняли тут что-нибудь? Как это следует читать? Кто вообще друг другу все эти люди, как пересекаются (если пересекаются) эти три множества – Государственные-Структуры, Церковь и Население?

Иными словами, Чаплин рад тому, что Церковь надаёт по рукам Церкви, и в результате нравственность Церкви повысится, и Церковь ее за то зауважает?

Или Чаплин рад тому, что не-Церковь, профанное безбожное общество, надаёт по рукам Церкви, чрез то Церковь сделается нравственнее и тем повысит свой кредит в глазах профанов и безбожников?

(вопрос возник в связи с сегодняшней проповедью)

Дорогие френды и прохожие, кто лингвист особенно, скажите мне, пожалуйста – это что нынче, уж нормативно у нас сделалалось – в дискурсе на русском (не церковнославянском) языке употреблять слово «влагалище» в значении любого вместилища?

Вот куда что-то вложили, то и можно смело называть влагалищем? Барсетку, карман, папку с тесемочками, упаковку подарочную, а также более умозрительные феномены вроде акций, инвестиций, депозита?
Или это все же дурной тон?

Случайно забредши в один дикий околопушкинский холивар, на который ссыль давать не буду, наткнулась там в боковой ветке на странный комментарий Набокова к «Онегину», 6. 36 ,

«Зарецкий бережно кладет //На сани труп оледенелый; //Домой везет он страшный клад» -

так вот, комментарий:

клад — вероятно, ошибка, следовало бы написать «кладь». «Клад» означает «сокровище», особенно «спрятанное сокровище».

Я никогда не видела здесь ошибки, не думала, что вот-де Пушкин для рифмы выбрал из двух однокоренных существительных худшее, менее подходящее, вообще не подходящее по смыслу. Как-то чувствовала, что тело почем зря убитого симпатичного парня – достаточно ценный объект, и что клад в тогдашнем русском языке не обязательно спрятанное сокровище.
Стоп! Да ведь это латентная тавтология. «Сокровище» этимологически уже есть нечто спрятанное, скрытое. Т.е. оно прежде было таковым и по смыслу, а сейчас перестало, сейчас оно – просто нечто ценное, любое и всякое. А для скрытых ценностей у нас имеется специальное слово – «клад».
( Collapse )

На самое Рождество мне было неловко вывешивать эту бытовую зарисовку, этот лингвистический документ, но терять его таки не хочется, пусть будет на память. Утречком, поспешая к праздничной литургии по опасному гололеду, я минут пять невольно преследовала на небольшой и постоянной скорости незнакомую даму лет тридцати пяти и подслушивала ее разговор по мобиле. Разговор начался с такого колоритного «алё», по которому узнаешь соотечественника даже на обратной стороне Луны. Даме звонил ее бывший сожитель, и разговор был (я, конечно, слышала только свой конец провода) примерно такой:

- Не звони мне больше, я сколько тебе раз говорила? Ты мне звонишь только затем, чтобы меня деранже и амбете! Зачем я буду говорить с тем, кто меня всё время старается оффансе и утраже? Ты же жюр всё время, я твоих энсюльт не хочу слышать! От тебя одни десепсьоны! Оно мне надо, быть без конца через тебя аффлиже! Не смей больше мне звонить и меня вексе и авилир! Если ты опять будешь меня аммерде, то я вообще трубку не буду брать!

И так далее. Я слушала выпучив глаза. Что соотечественники уснащают французским диалектом родную речь, само по себе не ново, так поступали уже маляры Родиона Раскольникова и институтки Лидии Чарской. Но обычно всё же по-французски называют вещи и феномены, с которыми говорящий познакомился (или близко познакомился) уже здесь, и относится эта лексика почти исключительно к сферам социального обеспечения, жрачки и простых профессий. Например, русской домработнице гораздо ближе формула «поставлю серпильерку в плакар», чем «поставлю швабру в шкафчик», «вымою вессельку продюитом», чем «вымою посуду моющим средством», «вынесу желтые саки, а синие саки на той неделе были», чем «вынесу желтые (и синие, на той неделе) мусорные мешки», «обмахну плафон броссой», чем «обмахну потолок щеткой».

Я и сама, грешница, называю мидий мулями и порей – пуаро.

Но тут-то! Каким, каким образом дама забыла все русские глаголы и существительные, отвечающие за (характерные для некоторой среды, да) отношения между полами?! Лингвисты и психологи, что вы скажете? У меня вообще-то есть версия, но мало ли, может, там и другие механизмы работали?
( Collapse )

«Пошлость есть мера и идея религиозная, – конечно, не в том смысле, чтобы эта идея выражала нечто верное, благое или ценное, но в том смысле, что эта идея выделяет религиозно-отрицательное явление, – явление религиозной опустошенности и омертвения: пошлым становится то, что выходит из Божьего луча, утрачивает свой священный смысл и становится духовно-ничтожным.
     Мне не удалось доселе отыскать соответствующего слова ни в одном известном мне европейском языке. Мне не удалось также найти живое, приемлющее разумение этой идеи у целого ряда европейских мыслителей и философов, к которым я обращался с соответствующим вопросом. Я должен был сделать из этого тот вывод, что европейское человечество не осознало еще того религиозного бедствия, которым оно настигнуто, ибо бедствие это не нашло себе даже имени в его разуме и языке. Тем опаснее его положение, тем труднее ему вступить на путь религиозного обновления. Ему предстоит или постигнуть сущность пошлости, ужаснуться, продумать и прочувствовать ее природу и начать ее преодоление, или же окончательно разложить свою культуру в пошлости безбожия, порочности, хаоса и рабства. Ибо современное агрессивное безбожие, в его государственно-хозяйственной форме и в его тоталитарной культуре есть не что иное, как воинствующая пошлость, решившая навязать себя соблазном и террором всему человечеству. В мире встал агрессивный пошляк, который не просто «наслаждается» своей пошлостью, но видит в ней новое, высшее «освобождающее» «откровение» и силится навязать его всем народам в гетерономном порядке. Священное нестерпимо для него, ибо оно обличает его пошлость. И вот, слепой к Божественному, он готовится ослепить и всех остальных людей; и пока есть еще кто-то, кто зрит Бога в небесах и осязает Его веяние в земных вещах и делах, – он не может успокоиться; он успокоится только тогда, когда в людских душах погаснут последние лучи Творца.
     Для того, чтобы успешно вести борьбу с этой воинствующей пошлостью, надо, прежде всего, понять ее природу и найти для нее верное слово, верное наименование, что у нас в России состоялось давно, более ста лет тому назад».

При всей моей любви к этой книге Ивана Ильина, таки уточню здесь кое-что, по крайней мере относительно известных мне языков.
( Collapse )